На Московской международной книжной ярмарке писатели презентовали роман-перевёртыш, который был создан начинающими авторами под их руководством. В итоге команда Быкова написала роман «Финал» про чемпионат мира по футболу, а команда Веллера – философский фантастический роман "Вначале будет тьма". Репортёр Metro встретился с Быковым и Веллером и поговорил с ними о литературе и трагедии в Беслане.
Дмитрий Быков (слева) и Михаил Веллер (справа) на презентации романа. все фото предоставлены пресс-службой ЭКСМО-АСТ, Другой Фото:
Книга получилась? Михаил Веллер: Об этом, как всегда, судить читателю. Надеюсь, что все-таки книга получилась. На четвёрку с крепким плюсом, на мой взгляд. Мы выполнили изначально поставленную задачу. Сначала нужно было нащупать общие интересы, построить общую тему, наметать общую канву романа, где каждый из участников сможет развернуть свои способности. А молодые начинающие писатели очень разные: одному удается диалог, другому внутренний монолог, третий наблюдателен по части деталей, у четвертого прекрасное чувство юмора. Но каких-то вещей начинающие писатели сделать не могут. Круг их профессиональных возможностей в начале пути всегда очень ограничен. И задача в том, чтобы понять и определить склонности и способности каждого и правильно применить их в этом романе. В нем есть и внутренний монолог, и диалог, и экшен, и линия лирико-драматическая. Каждый делал то, что ему более по душе и по нраву. Вот поэтому первую половину времени мы занимались экзерсисами: писали упражнения, чтобы понять, кому что больше нравится, кому что лучше дается. В результате написан коллективный роман, который, на мой взгляд, во-первых, весьма актуален, во-вторых, сравнительно прилично (не стыдно, во всяком случае) написан, и третье - я думаю, будет интересен довольно большому кругу читателей. Думаю, прежде всего читателям молодым и средне-молодым, то есть тинэйджерам и людям до 30. О, я всю жизнь мечтал иметь литературных негров! Я часто вспоминал Бальзаковского Вотрена: «Мне уже 40 лет, а у меня все еще ни одного негра!..» Вот я представлял себе, как к полудню, хорошо выспавшись, я вхожу в такую мастерскую, типа небольшой мануфактуры 18 века, где с двух сторон прохода за столами сидят 10-12 литературных подмастерий и старательно пишут перьями по бумаге. И вот вхожу я, треплю каждого по загривку, заглядываю, что он пишет, рукою мастера несколько слов зачеркиваю, несколько дополняю, кого-нибудь вызываю в свой кабинет в углу и читаю ему краткую лекцию, как надо писать. И минут через 40 оттуда выхожу, а они продолжают писать. И под моим именем выходит десяток романов в год! И я совершенно, процветаю! Увы: жизнь показала, что я не способен к сотрудничеству с литературными неграми – потому что я хочу так, как хочу я, а они не понимают, как хочу я… И пишут неправильно, на мой взгляд!.. И данный опыт сотрудничества с литературными не неграми, а своего рода практикантами, стажерами, кадетами, интернами был очень интересен. Надо сказать, что иногда я разговаривал с ними жестко, иногда я требовал с них грубовато. Мне категорически хотелось, чтобы они выкладывались и работали в полную силу, а они это, видимо, органически не понимали, но все-таки хоть чего-то мы добились. Дмитрий Быков: Я терпеть не могу скромности. Никогда не считал скромность добродетелью. И без всяких «но» могу вам сказать, что это самый значительный русский роман. Моё участие в нём незначительное, поэтому я могу это сказать. Если бы я не знал автора книги, я был бы счастлив с ним дружить. Можно ли говорить о том, что впоследствии каждый из ваших авторов вырастет в самостоятельную творческую единицу? Веллер: Гарантий не дает даже Господь Бог. В практике моей был случай: 30 лет назад, когда еще при советской власти в городе Таллине я заведовал отделом русской литературы журнала "Радуга", где мы в те годы перестройки первыми в Советском Союзе печатали и Бродского, и Мандельштама, и Довлатова, и Аксёнова, и к нам ещё ходили местные начинающие писатели. И ходил ко мне 17-тилетний школьник, написавший повесть беспомощную, полуграфоманскую, но там были проблески. Он очень хотел. Я ему говорил, что это графомания, но если он хочет писать, он никого не должен слушать. Все дело в желании. Человек может выволочь сам себя за косу из болота. Это великая метафора. В результате этот парень сходил в армию, после армии принес мне эту повесть, чудовищно переделанную. Потом мне приносил ее еще раз - чудовищно. Я каждый раз говорил, что: "Все это полная фигня, но если ты сильно хочешь, давай". Потом он работал журналистом в одной местной русской газете, потом из него не стало абсолютно ничего, хотя он порывался. Все зависит от того, насколько велика внутренняя энергия к творчеству. Только не пишите "внутренняя творческая энергия". Я говорю так, как должно быть. Внутренняя энергия к творчеству, насколько она велика. Если она велика, то человек становится, а если она мала, то при всех способностях не становится. Это может показать только время. Михаил, а внутренняя энергия к творчеству ваших авторов, она была велика? Веллер: На мой взгляд, нет. Почему? Это же для них шанс опубликоваться. Веллер: Этот вопрос я задавал им: "Почему?". И не получил ответа. В принципе, взрослые сознательные люди, которые сами пришли учиться литературному мастерству, которые сами хотели писать, которые платят деньги живые за то, чтобы их учили писать. И вместо того, чтобы каждый день, горя, по одному абзацу, по пять раз переделывая, ни хрена подобного. Не ни черта и не ни фига, а ни хрена я сказал. Тянут до последнего, и только под самый конец начинается работа. Поэтому желаю каждому из них, безусловно, успехов, но я выражаю глубочайшее сомнение в том, что из них что-нибудь выйдет в литературном плане, потому что тот, кто хочет, разбивается лепешкой об дверь, пробивая стену головой. Левой ногой в литературе ничего не бывает.
Михаил Веллер. все фото предоставлены пресс-службой ЭКСМО-АСТ, Другой Фото:
Михаил, получается, можно сделать вывод, что люди, которые хотят учиться писательскому мастерству, на самом деле этого не хотят? Веллер: Вот этот вопрос мне очень нравится. Отличный вопрос. Я повторяю часто, что когда-то в далекие 70-е Борис Натанович Стругацкий, человек мудрый, глубокий и лукавый говорил нам, своим семинаристам (он вел семинары при ленинградской писательской организации, это был знаменитый, жутко престижный семинар): "Разумеется, никто никого никогда писать не научит, но можно избавить начинающего писателя от каких-то самых типовых ошибок и тем самым сберечь время жизни для творчества". А кроме того, начинающему писателю необходима творческая атмосфера коллег, чтобы он мог обмениваться с ними мнениями, чтобы они стояли на одном этапе, на одной ступени начальной литературной судьбы. Без этого обычно молодой писатель закисает. Таким образом, эти люди - авторы этой книги, они имеют какое-то литературное общение, они что-то пишут, но, в общем и целом, конечно же, так и не вышло никого знаменитого из семинара Стругацкого, но там были хорошие ребята. Я туда ходил 2,5 года, пройдя сбоку, просто потому что печататься было невозможно в Советском Союзе, а там можно было напечатать хоть пару рассказов в год, поэтому я туда пришел. Но разговаривать со Стругацким и слушать Стругацкого, просто смотреть на него было очень полезно. Это была фигура редкая. Вот, просто, посидеть рядом, понимаете? И когда несколько раз он принимал меня у себя дома (маленькая двухкомнатная квартирка) на кухне и сам варил кофе, и мы с ним тогда еще оба курили…Боже, это был такойвосторг и такая честь. С ним разговаривать было наслаждение. Так что сюда, в основном, ребята пошли, чтобы заниматься чем-нибудь изящным, чем-нибудь литературным, чем-нибудь престижно-гуманитарным и тому подобное, но я думаю, что все это несерьезно. Необходимо записать: я буду очень рад ошибиться. Быков: А я в абсолютном восторге от команды. Мы начали уже два следующих проекта. Мы образовали, можно сказать, такого семиголового дракона. Большинство мыслей приходит нам в голову одновременно, многие сюжетные ходы мы придумываем коллективно. И даже наши пищевые пристрастия за это время как-то нивелировались. В общем, мы имеем дело с командой, и я очень счастлив, что появился новый писатель, состоящий из нас семерых. Конечно, мы продолжаем работать каждый индивидуально. Но когда мы объединяемся, мы переходим в какое-то новое качество. Как плазма - четвёртое состояние вещества, так и мы образуем какого-то нового писателя, который умнее, чем мы все, взрослее, ответственнее и в каком-то смысле отважнее, потому что один я никогда бы не решился написать того, что написано в этом романе. Дмитрий, то есть, можно сказать, что ваши авторы довольно смелые люди? Быков: Достаточно взрослые, прежде всего. У нас есть совсем молодой Иван Чекалов, он просто ребенок, просто полезен в семье, он её укрепляет. Чекалов был взят на коллективное воспитание, но он стремительно вырос. Сегодня это сложившийся писатель, он пишет большой отдельный роман о пожаре в Соборе Парижской Богоматери. Потрясающая книга. У этого мальчика большое будущее, пожалуй, побольше, чем у нас всех, но когда он работает с нами, он честно выполняет всё, что мы говорим ему. И мы по отношению к нему сначала себя чувствовали таким коллективным отцом: его гоняли на какие-то поручения, но очень быстро поняли, что это равный. И ребёнок стал полновластным таким отцом, отцом романа. Дмитрий, верно ли я понял, что в вашем романе футбол – не более чем метафора? Быков: Да. Я смотрю футбол с наслаждением, ничего в нём не понимаю, но я люблю это зрелище, люблю страсть вокруг него. У меня всегда была чисто литературная идея описать один матч, ведь это столько страстей, столкновений, это готовая фабула. Но я слишком мало понимал, как это делается. На наше счастье отгремел чемпионат мира, это событие всех нас как-то подкрутило, и мы довольно быстро на коленке сочинили план романа, который включал в себя два тайма. К плану за год мы не охладели, в течение года это было нашей темой. И было очень приятно, когда Игорь Рабинер – мой любимый спортивный журналист – сказал мне, что был поражён, что он не ожидал такой книги, что он не мог оторваться и прочел её за день. Вы похвалили Чекалова. Кого ещё вы можете выделить из современных писателей, необязательно молодых. Быков: Понятное дело Веллер, иначе бы мы его не позвали. Пелевин остаётся номером один. Алексей Иванов прекрасный писатель. Много хороших писателей. В последнее время многие сошли с ума на политике, кто не сошёл – те молодцы.
Дмитрий Быков (слева) и Михаил Веллер (справа) на презентации романа. все фото предоставлены пресс-службой ЭКСМО-АСТ, Другой Фото:
Михаил, вы сказали, что многое зависит от внутренней энергии к творчеству у конкретного автора. Стало быть, в литературные вузы поступать необязательно? Веллер: Я думаю, смотря к кому, но в более общем смысле, я думаю, что никакого смысла в этом нет. Когда-то знаменитый советский драматург Михаил Рощин сказал: "У любого писателя два учителя: жизнь и библиотека". Кто учил Толстого, Достоевского, Шекспира, Булгакова, Ремарка, Хемингуэя? Кто их всех учил? Никто их не учил. Сейчас везде в западных университетах читаются курсы литературного мастерства в институтах славистики, во всех институтах литературы и языка, германистики, романистики и т.д. Это несколько другое. Там дают азы профессионализма. Азы профессионализма получить весьма полезно, но в советские времена литературный институт давал корочку, с которой можно было работать учителем, журналистом, редактором. А в тоже время ты занимался литературой и общался с какими-то живыми писателями. То, что, скажем, семинар Владимира Маканина был чем-то значительным, ибо Владимир Маканин в свои лучшие годы был блистательным писателем, можно было чему-то и научиться. По-моему, никто не научился. Так что смысла, в общем и целом, я считаю, в этом нет. Вот если бы походить куда-то один годик, чтобы посмотреть, как у других, чтобы понюхать. Но это не обязательно. Я повторяю, судьбы мировой литературы говорят, что все прекрасно без этого обходились. Походить куда-то - это имеется в виду литературные кружки, пообщаться с самими писателями? Веллер: Совершенно верно. Это и литературные институты, литературные кружки и секции, платные курсы. Это низшая степень литературной самореализации и литературного самоутверждения: «Я тоже пишу, они меня слушают, они тоже что-то пишут, они, значит, понимают. Мы с ними литературный круг, мы уже живем литературной жизнью, мы уже причастны к производству и движению литературы.» Это очень греет, это манит. Насколько это сказывается потом на вещах, остающихся в литературе, другой вопрос. Как правило, никак не сказывается. Хотя бывают исключения Мы с вами беседуем спустя несколько дней после того, как прошли траурные мероприятия в связи с 15-летней годовщиной трагедии в Беслане. На вашем творчестве отразилась эта трагедия? И помните ли вы, что делали в те страшные дни в 2004-м.
Кадр из 2004-го года, когда события в Беслане потрясли всю страну. Getty Фото:
Веллер: Отлично помню, потому что такое чувство я испытывал дважды в жизни. Первый раз, когда в 1979 году мне на сутки дали читать "Архипелаг Гулаг". Чувство было одно: нельзя же так. Второй раз с Бесланом, когда изначально было понятно, что трагедия гораздо ужаснее и масштабнее, чем говорит телевидение, было точно то же самое: так нельзя! Вот после Беслана я впервые стал писать публицистику… Написал книгу "Великий последний шанс". Это было именно после Беслана, и только Беслан был толчком. Потому что когда гибнут маленькие дети в школе 1 сентября – все что угодно, но этого быть не должно. Все может быть, но этого быть не должно. "Великий последний шанс" вышел через год - в сентябре 2005 года. Книга стала хитом, ее прочитала вся Дума, все Правительство, Президентская администрация, потом надо мной смеялись, говоря, что после этого Путин стал общаться с учительницами и деревенскими бабушками, заказал отечественный лимузин... Беслан - это страшная черта. Это линия перегиба, дальше начинается способность на нечеловеческие действия. Это ужасно совершенно, это останется навсегда. Быков: В Беслане я работал как корреспондент, первым же рейсом вылетел туда. Моим впечатлением был роман «Эвакуатор», написанный тогда за три месяца, чтобы сбросить как-то этот ужас. Ужас не сбросился, но впечатления все там. Я очень надеялся, что всё обойдётся. И если до этого у меня были иллюзии насчёт власти, то после теракта они развеялись окончательно. И я их стыжусь до сих пор.
Автор: mt.metronews.ru
